Патриотизм — странное чувство. Других подобных страстей в человеческой природе не имеется. Призывают к патриотизму одни люди, а проявляют его другие. Чем ближе к власти, тем чаще человек говорит о патриотизме, требуя от рядовых граждан неукоснительной и яркой демонстрации этого чувства. На этот парадокс обращали внимание не самые последние мыслители, которые толковали патриотизм как инструмент власти для управления обществом. В работе «Христианство и патриотизм» Лев Толстой писал: «Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых — отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти».
С классиком можно не соглашаться и доказывать, что он запальчиво сужает территорию патриотизма. Но реальность такова, что власть вне зависимости от эпохи постоянно подбрасывает аргументы сторонникам радикальной толстовской идеи. Свежий пример: в Госдуме решили до Нового года в срочном порядке принять закон «О патриотическом воспитании». То есть нашему народу не хватает патриотизма. Депутатам, которые будут учить патриотизму, хватает, а народу — не хватает. Совсем скоро депутаты выучат нас, а мы — проявим. Ура!
Почему вдруг народные избранники взваливают на себя непростую миссию? Мне всегда казалось, что депутатов выбирают для того, чтобы они наладили жизнь, при которой патриотизм впитывается сам собой, без понуканий и поучений. Но экономический кризис не просто затянулся, а стал образом жизни. Пятая часть населения влачит жалкое существование ниже прожиточного минимума, а реальные доходы снижаются три года. Очевидно, депутаты не могут наладить достойную жизнь и зря едят свой хлеб. А когда плохо работаешь, хочется учить других. Себя депутат в профнепригодности не упрекает никогда.
Стилистика законопроекта выдает его бюрократическую природу. Наконец, дано определение патриотизма — «социальное чувство, содержанием которого является любовь к России, своему народу, осознание неразрывности с ними, стремление и готовность своими действиями служить их интересам». Если бы такими словами воздыхатель говорил своей возлюбленной о любви, то даже тугая на ухо барышня сбежала бы на край света. Поневоле приходит мысль, что учителям патриотизма следовало бы сначала выучить русский язык, а потом рассуждать о любви к России.
Но почему вдруг? На носу — президентские выборы. Это время для достижения самых заветных корыстных (по определению Толстого) целей, которые удобно прикрыть заклинаниями на патриотическую тему. Без всякого сомнения, депутаты, которые продвигают тему патриотизма, делают это из любви к своему креслу. Иными словами, путают свое кресло и отечество. По этому поводу другой классик — Салтыков-Щедрин, который видел вблизи еще больше бюрократов, чем Толстой, писал: «На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались». Кстати, если на принцип идти, может, в глубокие офшоры начальников заглянуть? Или патриотизм не в офшорах похоронен?
В последнее время в теме патриотизма появилась новая мелодия, о которой не додумались жалкие кадеты и эсеры. Теперь стало правилом в политических дебатах делить патриотизм, обвинять оппонента в его отсутствии. Патриотизм становится одеялом, который противники тащат каждый на себя. Противная картина. Раньше Родина начиналась с картинки в букваре, с верных товарищей, со старой отцовской будёновки. А теперь Родина начинается с распила бюджета, с политической грызни, с оскорбительных поучений своего народа.
У писателя-фронтовика Виктора Астафьева есть замечательные слова: «Если у человека нет матери, нет отца, но есть Родина, — он еще не сирота. Все проходит: любовь, горечь утрат, даже боль от ран проходит, но никогда — никогда не проходит и не гаснет тоска по Родине». Почему ушедшее поколение могло говорить о Родине просто и искренне, а нынешнее — языком бухгалтера и номенклатурщика?
Сергей Лесков, opentown.org